Война в Чечне затронула людей всех национальностей. Несколько лет назад российская правозащитница, журналист и кинорежиссер Зарема Мукушева сняла небольшой фильм о трех женщинах — армянке и двух русских, переживших войну в подвалах Грозного. Специально для «Гражданского содействия» режиссер рассказала о том, как создавался фильм.
— Идея короткого фильма о трех русских женщинах родилась, когда я услышала об акции поддержки русскоязычных пожилых людей в Чечне. Мне кажется, судьбы этих женщин — яркая иллюстрация положения тысяч жертв войны в Чечне.
В процессе монтажа я не один раз пожалела, что решила использовать именно эти архивные съемки — легче было отснять заново. Снятый на любительскую камеру, без хорошей записи звука, без специального света технически для монтажа материал оказался не самый легкий.
С героями фильма «Судьбы Грозного» мы познакомились совершенно случайно. Зимним вечером 2008 года мы с коллегами возвращались домой по Заводскому району, где и обратили внимание на обгоревший, полуразрушенный войной дом. На протяжении многих лет мы часто проезжали мимо этого старого дома. Грозненцы говорили, что это один из домов, которые построили англичане, когда приехали на стройку нефтезаводов.
Мы остановились и решили рассмотреть его повнимательнее. На окне второго этажа стоял цветок, из форточки торчала печная труба — было очевидно, что там до сих пор кто-то живет.
Надо сказать, что 2008 год руководство республики объявило годом восстановления Грозного, и под лозунгом «Нет следов войны» большая часть города действительно была восстановлена. Но этот дом пока обошли стороной.
У меня с собой была видеокамера, и я начала снимать, не заботясь о качестве съемки — я не думала, что буду что-то из этого делать, снимала для себя, для личного архива. Мы поднялись по лестнице, постучались в квартиру — стучаться пришлось долго, но в итоге нам открыла пожилая женщина и пригласила в дом.
Оказалось, что в квартире живут три пожилых женщины — армянка Виктория и русские Алла и Лена. Наш визит их удивил и обрадовал — мы были их первыми гостями за много лет.
Перешагнув порог этой квартиры, мы как будто оказались в прошлом, в начале двухтысячных. Место было приспособлено для жилья кое-как — потрескавшиеся стены были покрыты копотью, обои обвисли, кругом царил хаос. Время словно остановилось в этом доме, застыв где-то там, еще в начале войны. У меня мелькнула мысль о том, что эти женщины могут и не знать о том, что город восстановлен, и что где-то там, в центре, на Проспекте мира стоит новогодняя елка и люди вовсю празднуют.
Мы беседовали с ними допоздна под треск поленьев в старенькой буржуйке. Они, все трое, в молодости работали на нефтяном заводе, были на хорошем счету. Когда развалился Союз, не смогли выехать из республики — у Лены и Аллы не было родных, некому было помочь. Только у Виктории где-то в России жила дочь. Обе войны женщины где-то прятались, выживали — в подвалах, в погребах. Их дома оказались разрушены, и им пришлось поселиться в этом доме, в чьей-то чужой квартире.
Потом мы часто навещали их, приносили гостинцы, помогали, чем могли. Как сказано в сюжете, дальнейшая судьба сложилась благополучно только у Виктории. Наташа Эстемирова из «Мемориала» написала о ней статью, и после этого дочь забрала Викторию к себе в Россию. Как рассказала Вика, Лену еще раньше нашли на базаре, мертвой. Судьба Аллы неизвестна — однажды выйдя из дома, она больше туда не вернулась.
Дом позже был восстановлен, сейчас там живут другие люди, которые никогда не знали его прежних жильцов.
